ВЗГЛЯД НА РЫБОЛОВСТВО В РОССИИ
В этом же самом обстоятельстве, т. е. в том, что породы рыб, составляющих основание русской рыбной промышленности, живут в морях или в частях морей с пресною или малосоленою водою и поднимаются по временам в реки, заключается главнейшая причина той необыкновенной рыбности, которою славятся русские реки, впадающие в Каспийское и Азовское моря, как-то: Волга, Урал, Кура, Кубань, Дон и, в меньшей степени, Терек, — рыбности, с которою никакие реки, впадающие в более соленые моря, не могут даже и близко сравниться. До экспедиции, исследовавшей наше северное рыболовство, реки архангельской губернии, особенно же Печора, пользовались славою чрезвычайной рыбности. Но и самая Печора, которая, по своей ширине и обилию вод, в полной мере заслуживает названия громадной реки, дает много если на 80,000 или на 100,000 р. рыбы в год. Конечно для 2,000 душ Пустозерской волости, заселяющих низовья Печоры на протяжении 300 верст, этого количества вполне достаточно не только для собственного употребления, но и для довольно значительного вывоза. Северная Двина — река тоже огромная, но берега которой гораздо более заселены, не имеет уже достаточно рыбы для продовольствия своих прибрежных жителей. Ежели из нее вывозят несколько сот, а может быть и тысяч, штук живых стерлядей, недавно туда зашедших по каналам из вод волжской системы, и несколько сот пудов семги, — зато более сотни тысяч пудов мурманской и норвежской трески и сайды потребляется населением Архангельска, Устюга и других городов и сел, лежащих по Двине и ее окрестностям.
Еще до сих пор существует молва о необыкновенной рыбности сибирских рек, и, без сомнения, они на столько рыбны, на сколько река сама по себе может быть рыбною. Но слава этого изобилия в рыбе многим уменьшится, если перевести ее на точный язык цифр: меры, веса, или ценности, как видно по уловам березовского края, занимающего низовья Оби, о которых имеются статистические данные. По этим данным, ценность этих уловов не превышает 150,000 р., а количество добываемой красной рыбы составляет только 7,000 пудов. Что же это значит сравнительно хоть, например, с ничтожным Уралом, рекою в 50—60 сажен шириною, но в котором добывается рыбы на сумму от 1.000,000 до 1.200,000 р., или с Курою, за которую казна получает одного откупа 386,000 р.?
Так как выбранные мною примеры лежат на глубоком севере, то можно подумать, что относительная бедность этих рек зависит от холода, вообще неблагоприятного для развития органической жизни. Я склонен думать, что в этом заключается одна из причин относительной бедности больших северных рек, но далеко не единственная и даже не главная; ибо, обратившись на юг, мы опять найдем, что самые большие реки и притом с дельтами, изобилующими лиманами (чтò, как мы видели, весьма благоприятствует размножению рыбы, если только они впадают в соленые моря), не могут сравняться даже и с меньшими из рек, впадающих в Каспийское и Азовское моря. Например, Дунай имеет даже более благоприятные климатические условия, чем большая часть этих последних, в величине уступает одной Волге, по характеру дельты, благоприятствующему естественному рыбоводству, уступает может быть Волге и Кубани, но наверно превосходит и Дон, и Урал, и Куру, и Терек. И что же? С Кубани возят рыбу, и рыбу самого низкого сорта (тарань), следовательно наименее выдерживающую издержки перевозки, — в Молдавию и Валахию, так что на нижнем Дунае не хватает рыбы даже для местного потребления его прибрежных городов. Когда дельта Дуная принадлежала России, там было устроено рыболовство по образцу каспийского, и для заведения его выписаны были ловцы и мастера для приготовления икры, клея и вообще рыбных продуктов из Астрахани. В это время, самое цветущее для дунайского рыболовства, вылавливалось во всей его дельте и в прилежащей к ней части моря около 30,000 пудов красной рыбы; между тем, в одном из многочисленных рукавов Кубани, называемом Протокою, имеющем не более 30 сажен в ширину и всего на протяжении 9 верст от устьев, налавливается почти такое же количество красной рыбы. Ежели бы величина и выгодные условия, представляемые дельтами для размножения рыбы, составляли главнейшее условие рыбности рек, то без сомнения Нил, Ганг, Миссисипи превосходили бы в этом отношении Волгу. Однако же о такой рыбности этих рек, чтобы они служили поприщем обширной рыбной промышленности, которая снабжала бы своими продуктами обширные страны, ничего не слыхать. Италия, например, снабжается рыбою в значительном количестве не с устьев Нила, а из отдаленной Норвегии, также точно Антильские острова не с устьев Миссисипи, а с Ньюфаундленда и также из Норвегии. На основании всех этих примеров, я полагаю, можно безошибочно утверждать, что ни одна река, предоставленная своим собственным средствам, не в состоянии доставлять рыбы больше, чем сколько нужно для ее прибрежных обитателей, да и то если население берегов не слишком густо. Вывозить же свои продукты могут лишь те реки, которые подобно Волге, Уралу, Дону, Кубани, впадают в слабосоленые моря, населенные пресноводными породами рыб, временно поднимающимися из них в реки. Причину этого легко усмотреть, если обратить внимание на незначительность пространства, занимаемого реками даже самыми большими. Так, например, хотя Волга разветвляется на весьма значительное число рукавов, все-таки развитие всех рукавов ее дельты нельзя положить выше 1,000 верст, чтò соответствовало бы 20 большим рукавам при средней длине в 50 верст и в версту шириною, и что, конечно, не ниже действительности. Если к этому прибавить еще 500 верст нижнего течения Волги выше ее разделения, на каковом пространстве она все еще может считаться очень рыбною рекою, мы получим приблизительно 1,500 кв. верст или 30 кв. географических миль, между тем как почти пресная часть моря, прилегающая к ее устьям и населенная теми же рыбами, что и Волга, превосходит это пространство по меньшей мере в 40 раз.